Действующие лица: Дафна и Амадей Гринграсс
Время действия: середина 6-того курса. Рождественские каникулы
Место: поместье Гринграссов
Краткое содержание: Дафна преступила все грани дозволенного, девчонка возомнила себя взрослой и состоятельной, решила что может делать всё что ей захочется даже не ставя отца перед фактом. С той самой поры как к ней в руки попало письмо с извещением, что он теперь единственный её опекун, она должна была вести себя безупречно. Астория осталась на Рождество в Хогвартсе, а старшая приезжает домой, не думая что всегда такой безучастный отец всё же решит заняться воспитанием. Она то думала, что это не более чем формальность и теперь когда матери нет, она вольна делать что хочет, а отец будет и дальше занят своими делами. Атмосфера за ужином прохладная, но это не кажется подозрительным, ведь матери нет, а они чуть ли не чужие друг другу люди. Девушка даже представить себе не могла что после ужина, придя в кабинет отца она окажется на полу корчащейся от круцио, а после ей придётся выдержать 15 ударов розгами и похоже это ещё не конец вечера.
Примечание: Рейтинг не менее NC-17, хотя бы из-за жестокости, может быть и выше если нам хватит фантазии и мастерства.
читать дальше
Дафна
Дафна вышла из ванной в одном полотенце, и принялась рассматривать висящую в гардеробе одежду, выбирая, в чём же ей спустится на ужин. Обычно Дафна не часто принимала ванную перед ужином, разве что после верховой езды и то, зачастую ограничивалась душем, но сегодняшняя поездка в Хогвартс-экспрессе утомила её.
В этот раз в поместье было ещё тише и пустыннее, нежели обычно, ведь мама здесь больше не жила. Поступок матери Гринграсс находила отвратительным, хотя наверное таким он казался ей с точки зрения дочери, кто знает как она сама поступит, если отец будет против её брака с Тео. Девушка слегка прикусила губу, и по телу пробежала нервная дрожь, ведь ей ещё только предстоял разговор о её отношением с Теодором. Может и лучше, что решение будет принимать не мать, той бы наверняка не понравилось, что жених её дочери не хочет идти по стопам своего отца.
Наконец взгляд волшебницы остановился на голубом платье, обтягивающем и с декольте, но без вырезов и ниже колена. Решив, что мантию сверху одевать она не будет, всё же ужин не званный, девушка быстро надела нижнее бельё и платье и заложила волосы, но не туго, так что уже скоро, пару прядей выбились из причёски. До ужина оставалось ещё десять минут, если бы Астория тоже приехала бы домой, то Дафна, уже шла бы на ужин, чтобы потрепаться с сестрой о каких-то мелочах, но в данном случае она решила следовать выражению «Точность – вежливость королей». Поэтому она, немного покрутилась по комнате, придумывая, что скажет отцу, чтобы выставит Нотта-младшего выгодной партией и вышла в коридор. До столовой было идти всего три минуты быстрым шагом, поэтому Дафна вошла в комнату, когда часы только заканчивали бить семь часов.
Девушка подошла к заранее отодвинутому стулу и села, когда появившийся сзади домовик пододвинул его.
- Приятного аппетита, отец, - поздоровалась она, разглядывая человека, который в данный момент был хозяином её жизни.
Хозяин поместья в основном молчал, только задал вопрос относительно того как их с Асторией успехи, и задал его таким тоном, что создавалось впечатлении, что ответ его волнует не больше здоровья фараона жившего в 8 веке до н.э. Про себя Даф подумала, что фараон вероятно больше интересовал бы её отца.
Так что всю трапезу Дафна лишь следила за собой чтобы не поддаться вредной привычке положить ногу на ногу и отрезая кусочек отбивной думала как начать разговор на интересующую её тему.
Но вот уже подали чай и пирог с ежевикой, который Даф любила в детстве. Но на сей раз девушка и не притронулась к нему. Она часто подносила чашку к губам, но пила очень маленькими глотками время от времени смотря на отца, который казался абсолютно невозмутимым, и казалось, совсем не замечает её взглядов. Но какими бы маленькими не были глотки, чай всё же был выпит и ей оставалось только отодвинуть от себя блюдце с чашкой, давая понять домовым эльфам, что закончила ужинать. Гринграсс уже собиралась заговорить и сказать что им надо кое-что обсудить, когда её опередили. Сказав, что он ждёт её в у себя в кабинете через полчаса, отец встал из-за стола и ушёл.
Дафна лишь сдвинула плечами, наверняка хочет обсудить их новый стиль жизни без матери, что ж она его успокоит, что сама может присмотреть за Асторией, а от неё он может избавится согласившись на помолвку. Мысленно хмыкнув и подивившись насколько отец погружён в себя и в науку, поскольку не поинтересовался даже для проформы ни о чём кроме учебных успехов дочерей, пошла обратно в комнату, чтобы поправить причёску, так как заколола волосы уж слишком свободно, и теперь они начали лезть в глаза.
Амадей
Было бы неправдой сказать, что Амадей потрясен до глубины души жестоким разрывом с супругой. Во-первых, не потрясен, во-вторых - в глубины души Гринграсса остерегались заглядывать даже хищные твари в духе совести и чувства долга, а в третьих - разрыв не был жесток, печален или хоть сколько нибудь трагичен. Да, это было не комфортно. Да, отвлекло от разработки, над которой Говард работал на протяжении минувшего года. Но - что было, то прошло. Положа руку на сердце, историк понимал Аманду. Яркая, броская, красивая женщина, жаждущая славы... разве были в ней силы принять уготованную ей роль матери семейства, месяцами не появляться на публике, иметь возможность проявить себя только на редких раутах, сопровождая вечно занятого наукой супруга... да, не такой судьбы она желала, потому и сдалась. Единственное, чего Говард не понимал - зачем она отказалась от опекунства. Кажется, она куда как лучше, чем сам Амадей, ладила с дочерьми.
Сейчас, спустя полгода, все это казалось блеклым, выцветшим, несущественным. А вот неподобающее поведение старшей из дочерей, Дафны, напротив - сочилось яркостью. Разумеется, Гринграссу дела не было до того, что говорят о нем самом за его спиной. Но позволить какой-то дряной девчонке, унаследовавшей дурную кровь от матери, позорить имя _его_ семьи? Нет, артефактор не собирался оставить ее выходки безнаказанными. Подростковый возраст, юношеский максимализм - да, несомненно. Но всему есть предел и всякому чувству - своя мера.
И терпению. И вседозволенности.
Голубое платье. Фривольная прическа, растрепанные локоны - что она себе позволяет? Глаза отца семейства едва заметно сузились. Вольничаешь? Беззаботничаешь? Надолго ли? За 41 год жизни легко научиться превращать кривую усмешку в условно доброжелательную улыбку. Несколько общих фраз: о здоровье, школьных успехах, младшей Гринграсс. Скупое молчание. Впрочем, Амадей всегда говорил мало и по существу.
- Через полчаса я жду вас у себя в кабинете, мисс Гринграсс.
Мистер-сама-холодность-безупречность-и-предсказуемость поднялся из-за стола, привычно одернул рукава тщательно выглаженной белоснежной рубашки и вышел прочь. Сколько раз Дафна наблюдала это его движение и чеканный шаг? Пожалуй, ровно столько, сколько они обедали вместе на семейных праздниках, ни больше, ни меньше. Так привычно, не правда ли?
Первое впечатление порой так обманчиво.
Вечер пах сосной, полынью и, оттеночно, непривычной для этих стен неожиданностью.
***
Амадей улыбнулся стрелке часов, отсчитывающей секунды. Ослабил узел галстука, снял пиджак, аккуратно расстегнул и отложил в сторону серебряные запонки с фамильным гербом. Ручка двери опустилась вниз, замок глухо щелкнул, дверь отворилась. Улыбка растаяла фальшивым рождественским снегом в коротком неумолимом:
- Круцио.
Гринграсс был аудиалом. Высокую, чистой боли, ноту крика дочери он, пожалуй, мог слушать бесконечно.
Дафна
Вернувшись в комнату, девушка первым делом глянула на подоконник, смотря, не прилетела ли сова от Тео или Тори. Но за окном никого не было.
- Ну и ладно, ещё 20 минут, и меня ждёт лекция о том, как мне стоит вести себя в обществе.
Даже не смотря на не сильно высокое мнение Дафны б отце, она понимала, что сперва он всё же попробует быть главным. Девушка села на кровать и начала заплетать волосы. Гринграсс любила возиться с волосами: всегда чистые и шелковистые на ощупь, а если на них падал солнечный свет, то в них иногда вспыхивали золистые искорки. Уложив обе косы сзади, девушка тщательно сколола их шпильками и решила, что стоит надеть серёжки, чтоб не зарастали дырки в ушах, ведь в школе она редко носила серёжки. Маленькие гвоздики с чёрным жемчугом неплохо смотрелись с её серыми глазами и бледной кожей. Даф оглядела себя в зеркале и осталась довольна - в таком виде можно не только к отцу идти, но даже и на свидание.
Наверное, стоило постучать, но, с другой стороны, ей было назначено. Девушку снедало любопытство - кабинет был святая святых Говарда Гринграсса, и она ни разу за всю свою жизнь не была в этой комнате. Рука медленно опустилась на ручку двери и уверенно нажала на неё, одновременно толкнув дверь внутрь.
Дафна не успела даже войти внутрь и поздороваться, когда в неё полетело заклинание.
- Круцио.
Это было настолько странно и неожиданно, что она не успела даже испугаться, пока заклинание летело к ней, только ощутила удивление и недоверие.
Всё тело охватила боль, причём казалось, что болит каждая клетка. Боль была необычной, ведь обычную, пусть и сильную, Дафна могла терпеть - сколько раз она падала с лошади и не плакала, а в детстве даже с дерева упала, пришлось немало костероста пить, но тогда боль имела свои очаги. Можно было от неё отвлечься только прикусив кожу на руке, и не дай Мерлин не заплакать.
Девушка недолго смогла стоять на ногах, тем более что магическая слабость, которая наступила после Империуса, ещё не полностью прошла и тянула за собой физическую. Прошла буквально секунда с момента попадания заклинания, как Дафна уже стояла на коленях, ещё пытаясь удержать тело на весу с помощью рук, и кричала от этой самой проклятой боли.
[align=right]«Нет ничего более вымышленного, чем отцовские и материнские сантименты к своим детям, и детские - по отношению к своим родителям. Ничто не даёт оснований, ничто не поддерживает, ничто не порождает такие чувства, которые здесь приветствуются, а там - презираются, ибо есть страны, где родители убивают своих детей, а есть - где дети перерезают горло своим родителям. Если бы взаимная любовь была установлена Природой, то голос крови не был бы вымыслом, и тогда родители, никогда не видевшие своих детей, не знавшие об их существовании, узнавали бы своих сыновей, обожали бы их, а сыновья различали бы своих отцов, бросались бы им в объятия и относились бы к ним с почтением.
...Посему эти так называемые инстинкты - абсурдная выдумка. Своекорыстие изобретает их, обычай предписывает, привычка поддерживает, но Природа вовсе не вкладывала их в наше сердце. Скажите мне, разве животные испытывают подобные чувства? Конечно же, нет.»
Маркиз де Сад[/align]
Часть мозга, ещё не до конца захваченная болью, лишь выдала последнюю мысль о том, что она пришла к практически чужому человеку, о котором она знает наверняка только то, что она не могла бы появиться на свет без него. Ещё 5 секунд и руки не выдерживают, Дафна снова падает на пол, теперь окончательно. Подсознательно и рефлекторно она ищет позу, в которой бы боль ощущалась меньше и извивается на полу, но попытки напрасны, только шпильки вжимаются в кожу головы, но боль от них - ничто, даже незаметна. Девушка собирает всю свою волю в кулак и пробует расслабить мышцы тела.
Немного удалось, боль сильная, но её характер слегка изменился, ощущения стали немного другими. Она пытается воспользоваться моментом и попросить этого незнакомца в кресле остановится, но во рту пересохло от крика, а губы в крови, видимо, она по привычке пыталась сдержаться путём причинении себе другой боли.
Недолгое мгновение передышки закончено, ощущения от заклинания снова стают слишком яркими и новый крик-стон срывается с её губ. Гринграсс начинает понимать, что ещё немного и наступит боевой шок, и тогда сознание покинет её, боль вот уже притупилась, но прежде чем всё начало плыть перед глазами, она пытается подползти к сидящему в кресле мужчине.
- За что ты…, - она хочет спросить, за что её так мучают, впервые в жизни, хотя она ничего плохого не сделала, но договорить не успевает, сознание все же покидает её.
Амадей
Нет ничего более жестокого и приятного, чем изломление воли. Есть куколка с живыми глазами, есть кукольник с глазами злыми и спокойными. Первая забывает постучать в дверь, второй срывает с собственных губ непростительное заклинание, куколка заходится криком, кусает в кровь губы, заламывает руки - болезненно и неестественно, выгибается всем телом, ломко-хрупко падает на колени, цепляется не то за воздух, не то за осколки разлетевшегося вдребезги сознания, кричит - маггловские боги, как она кричит! Отец-кукольник сегодня ласков со своим творением, он не сводит с ума нетерпимой болью, он предельно нежен в своем садизме, хотя и не дождется за это ни слова благодарности от дочери. Сознание в глазах куколки медленно затухает.
Улыбнуться, неторопливо закатать рукава рубашки, аккуратно сминая ткань, разглаживая после. Амадей всегда предельно аккуратен, это жизненная необходимость его увлечений. Опуститься на колени рядом с распростертым телом, провести ладонью по растрепавшимся волосам - они такие мягкие, шелковистые, так легко наматываются на кулак. Впрочем, сейчас последнее - лишнее. Ладонь касается скулы, щеки, большой палец едва цепляет линию губ, скупая ласка очерчивает девичий подбородок, сильные, чуть узловатые, пальцы полуощутимо смыкаются на шее. Это просто игра - девочка сейчас ничего не почувствует. Такая беззащитная, нежная. Хрупкий цветок с оттеночной примесью грязной крови на искусанных губах и в не вспоротых венах. Часы отсчитывают свои минуты.
Аккуратно, чтобы не испачкать светлую ткань рубашки, артефактор поднимает тело с пола. Некоторое время любуется плетью опавшими тонкими руками. Железные браслеты, сомкнутые цепью, обхватывают запястья девушки, дивный механизм вращает незримые шестеренки, цепь натягивается, еще чуть чуть, и еще - и хрупкое тело повисает вертикально, лицом к стене. Видеть отца дочь недостойна. Кукольник снова опускается на колени и закрепляет щиколотки в строгих колодках (может, оно и к лучшему, что Дафна никогда раньше не бывала в этом кабинете?). Отступить на шаг или два:
- Лацеро!
Голубая ткань рвется, обнажая девичье тело.
- Реннервейт!
Последнее слишком безобидно для губ кукольника и потому не звучит вербально. Артефактор терпеливо дожидается, пока его дочь придет в себя, выдаст свое бытие в сознании стоном и рваными движениями - наивная попытка вырваться. Это так предсказуемо. В поле зрения - глубокая бадья с розгами: жесткие, но гибкие ветки сирени, тщательно вымоченные в соленой воде:
- Ваше поведение, мисс Гринграсс, заслуживает наказания, вы ведь и сами это понимаете, не так ли?
Безупречно вежливый кукольник стряхивает соленые капли с прута, короткий, резкий свист рассекает воздух.
[align=right]Слеза в стеклянных глазах
Показалaсь... ©[/align]
[color=gray][size=9]*Лацеро - создает рваные относительно глубокие раны. Впрочем, может применяться и в относительно безобидных целях – тряпочку там порвать.
** Реннервейт - приводит в сознание.[/size][/color]
Дафна
Приходить в себя от заклинания очень неприятно, когда вы не размерено, покидаете бессознательное состояние, постепенно втекая в реальность, а вас выдёргивают оттуда рывком. Дафна же ощутила именно этот рывок. По всей видимости, без сознания она была недолго, потому что отголоски боли от Круцио ещё не покинули тело, но уже стало возможным переносить эти ощущения и думать о чём-то другом.
Почувствовав, что она уже не лежит на полу, девушка открыла глаза, что понять почему, когда она пытается опустить руки, то что-то больно царапает кожу на запястьях.
Гринграсс увидела перед собой дубовые панели, которыми была обшита одна из стен кабинета, слева от неё в двух шагах находился камин. Она сама не заметила, как изо рта вырвался стон, как реакция на то, что плечевые суставы сильно болели от неестественной позы рук.
Почему то сейчас ей хочется умереть, пусть это и малодушно, но с каждым мгновением становится всё хуже и хуже. Унижена морально, повержена физически и бессильна магически вполне достаточно, чтоб чувствовать себя неспособной жить. Единственное, что радует, так то, что Астория далеко отсюда.
Лица своего мучителя она не видит, Дафне остаётся только гадать блестят ли его глаза маниакальным блеском от того что он делает, или же как обычно равнодушны, потому что оно просто следует неведомому ей алгоритму. Пожалуй, впервые Дафна задумывается, как ведут себя пожиратели смерти при нападении на магглов, если её собственный отец так поступает с ней.
Отчего становится холодно – это тело, приходя в себя, начинает реагировать на холодный воздух, который окутывает его, держа девушку в сознании.
Стоп, почему обнажённое, где же платье?
Гринграсс пытается высвободится, но тщетно, только краем глаза она замечает лежащее на полу голубое нечто, что видимо недавно и было её платьем. Хуже всего что на теле не было и следа нижнего белья. Вероятно пленница покраснела, так как щёки просто горели, несмотря на прохладу, в отличии от остального тела, которое отреагировало на холодный воздух как и положено покрывшись гусиной кожей и напрягшимися сосками, что ставило Дафну в ещё более неловкое положение.
- Ваше поведение, мисс Гринграсс, заслуживает наказания, вы ведь и сами это понимаете, не так ли?
Вежливо, даже неподобающе вежливо для подобной ситуации, словно она общается с деканом, который вынужден в наказание забрать у неё разрешение на посещение Хогсмида, а не с родным отцом, будучи прикована к стене в его кабинете. Хочется сорваться и нахамить, спросить, где же он был все эти годы, впрочем, смысла спрашивать нет, ответ очевиден, потому что это нормально. С тем же успехом можно спрашивать, почему гоблины работают в Гринготсе, а не в министерстве или почему домовики прислуживают в домах волшебников.
Но неужели он узнал, узнал о моём разговоре с Алектой. Если узнал то мне конец, я осознано, пошла вопреки его воли. Господи, только бы это было из-за Теодора. Тогда учитывая, что я ещё девственница он может посмотреть на это сквозь пальцы. Моргана сохрани меня.
Сзади послышался лёгкий всплеск воды и странный звук, будто кто-то неспешно рассекал воздух рапирой. На левую ягодицу упало несколько капель, которые поползли вниз на бедро, оставляя холодный след на коже.
Через секунду послышался свист, и ягодицы обожгло словно огнём. Глаза девушки расширились от шока и боли, а сама она поддалась к стене, насколько это было возможно. Дико хотелось вскрикнуть, но на сей раз она сдержалась, прикусив губу, правда настолько сильно, что подавить стон от этой боли уже было нельзя.
- Нет, пожалуйста, нет, я не виновата, мы просто друзья, остановись, то есть, нет, остановитесь, отец, – скороговоркой выпалила девушка пока очередной удар розгой или вымоченной плетью, она не имела возможности видеть, что именно служило орудием экзекуции, настиг её.
[align=right]"никто не разжалобится слабее, чем наказывающий, весьма заинтересованный в наказании!"
Маркиз де Сад[/align]